Книга Доброволец. На Великой войне  - Сергей Бутко

– Да. А почему тогда я здесь, ребята…

– А вот почему!..

Побагровевший Садовский своими криками, ором и жестикуляцией напоминал моего соседа по подъезду Федьку Македонова, большого любителя заложить за воротник и поскандалить, когда не наливают или взаймы не дают. Ну а я с абсолютным холодным равнодушием бесчувственного робота бросал в сторону Садовского все новые и новые упреки. В ответ получал объяснения, оправдания, но они не утешали. С каждым последующим словом вместо холодного равнодушия во мне пробуждалась ярость. Впрочем, направлена она была не на Садовского и прочее начальство из «Отряда-М». Я был жутко зол лишь на того дьявольского, неведомого, свалившегося на нашу голову затейника, который с легкостью злого волшебника дирижирует сейчас человеческими судьбами, не особо спрашивая разрешения у более мелких чародеев-недоучек. И переиграть волшебника пока не получается, а он меж тем делает что хочет и останавливаться явно не намерен.

О нем говорит и Садовский:

– …Я могу еще долго распинаться тут перед тобой, рассказывать, извиняться, но ведь этим дело не поправить. Пойми ты, что теперь не только мы в опасности, но и вся Россия, если не весь мир!.. Не веришь?!

– Почему же – верю.

– Не веришь! Тогда вот! Читай, Фома неверующий!

На стол передо мной с резким хлопком опустилась стопка газет. Садовский с ворчанием отошел в сторону, а я смотрю на плохо пропечатанную заднюю полосу, почему-то упорно не отрывая взора от рекламы.

ОТРАДНОЕ ЯВЛЕНIЕ

ПРИ НЫНѢШНЕЙ ДОРОГОВИЗНѢ

Только 7 коп.

за 20 шт. вновь выпущенныхъ

превосходнѣйших папирос

«НѢГА»

ФАБРИКА АКЦ. О-ВА

В. И. Асмоловъ и Ко въ Ростове н/д

Съ успѣхомъ замѣняютъ иныя, болѣе дорогiя

При чем здесь ростовские папиросы? Для чего я читаю рекламу, когда начинать следует с первой полосы? Опять нарушаю прежний зарок не брать в руки дореволюционных газет, но все же беру, разворачиваю и вижу огромный, почти во всю страницу портрет Николая Второго, а ниже крупные строки: «Царь убит! Империя снова под ударом! Германо-австрийские клыки должны быть вырваны с корнем! Пусть же гневом негодования наполнится всякая русская душа! Война до победного конца!»

А вот теперь действительно дела плохи. Кто-то в очередной раз грубейшим образом повернул в сторону уже ранее повернутое историческое течение, а тут я со своими болячками пожаловал. Но моя ли вина в том, что я снова в Варшаве, сижу и листаю газету от двадцать четвертого апреля, тогда как на дворе уже первый день мая? Если я в чем-то и виноват, то только в своем упорстве. Не оставляло меня оно и не собирается оставлять ни на мгновение.

* * *

Я все-таки добрался, дошел, выдержал. Брошенный и обреченный на гибель, чудом спасшийся в ту роковую ночь, когда входные двери комнаты трещали, в окна второго этажа, словно тараканы, лезли бешеные берсерки. Юрков, я и еще кое-кто бились из последних сил, а Докучаев решился взорвать связку гранат, прижав к стене мычащего от ужаса Бакунина. Шаг отчаянный, но результативный. Гранаты, судя по всему, оказались мощными. Взрыв буквально смел всех, кто был в это время в комнате. Мне повезло чуть больше остальных. За пару секунд до взрыва я вместе с очередным германцем вывалился из окна, напоследок в падении успев всадить врагу нож в горло – пальцы так и не разжали рукоятки.

Не знаю, сколько я пробыл в беспамятстве, но очнулся в кровати перебинтованный, как Волк из «Ну, погоди!», и скрежетавший зубами от нестерпимой боли. Вот только в «палату» вошел отнюдь не Заяц с авоськой, наполненной апельсинами, а крепкая старушка с худенькой девушкой, несущей чистые бинты. Мои спасители пани Ядвига и ее внучка Зося – полячки, живут в Найсее уже лет десять, но русскую речь не забыли. От них я более-менее и узнал, что произошло уже после моего «ночного полета». Нужно сказать, что лесная двухэтажка действительно оказалась охотничьим домиком мэра городка, а бабушка с внучкой, работающие у мэра в качестве прислуги, должны были в этом доме прибраться по случаю приезда к хозяину какого-то высокопоставленного гостя из Берлина. Короче, намечалась у начальства увеселительная охота, а тут очень некстати огромный самолет в небе пролетел, в лагере восстание вспыхнуло, в городе случилась суматоха… На улицу выйти вместе с остальными горожанами бабушка с внучкой решились только на следующий день. Но приказ мэра никто не отменял. Доехав до домика на велосипеде, Зося обнаружила лишь обугленный остов. После взрыва дом вспыхнул и выгорел дотла вместе со всем, что было внутри. И опять на моем пути встала непреодолимая неизвестность, будь она проклята! Как? Ну как я, израненный, оглушенный взрывом и падением, с переломанными ногами, уцелел в бушующем пламени, в итоге оказавшись в добрых двадцати метрах от дома, где меня и нашла Зося? Я не понимаю, и это непонимание сводило с ума, как и издевательства судьбы-злодейки! Отняла она друзей, отплатив взамен совершенно фантастическим везением. Но что я мог тогда поделать? Я, похожий на ослепшего щенка, изо всех сил цепляющегося за жизнь. Меня не спрашивали, меня тащили прочь от смерти…

А дальше были недели долгого выздоровления, всевозможных разговоров и столь же неожиданная помощь в намерении перейти границу. Какая судьба ждала моих спасителей, прятавших русского паренька у себя в подвале? За укрывательство им грозила тюрьма или что-то похуже, а искать «русских шпионов» начали практически сразу, но не нашли.

В это время феноменально живучий организм Власова вновь творил чудеса. Кости на ногах срослись быстро, раны зажили, и для меня началась дорога домой. И могла она закончиться довольно плохо, если бы не новый подарок от доброй бабушки и ее внучки. Среди знакомых у них оказался на редкость сообразительный железнодорожник-машинист Карол Вальд. Чех. Прекрасно говорил по-немецки и мастерски управлялся с паровозом, несмотря на парализованную ревматизмом руку. Где же ты теперь, Карол? Наверное, сидишь сейчас перед разъяренным следователем-немцем, который дико кричит: «Говори правду, чешская свинья!» Пытается выудить у арестованного, куда делся парень с изуродованной ожогом левой щекой, на поверку оказавшийся русским четырнадцатилетним добровольцем Мишкой Власовым. Все так. Внешне я действительно сейчас напоминаю Харви-Двуликого, с той лишь разницей, что за мной не гонится Бэтмен в придачу с Робином, а гонятся лишь призраки былого и грядущего. Первых я хорошо изучил, вторые пока что неясны…

– Прочитал? – Голос Садовского заставил меня оторваться от строк.

– Да… Но лучше еще раз расскажи сам, что именно произошло. У меня голова плохо работает. Не могу сложить пазл правильно.

– Ну слушай, счастливец…

Садовский говорил минут пятнадцать. Много для объяснения и ничтожно мало для понимания. А времени у меня, как и у всех, катастрофически не хватает. Как будто едешь на авто в гололед по шоссе, а управляемый занос вдруг резко становится неуправляемым. Что впереди? Кювет, авария, гибель? Или все же спасение, достигнутое профессионализмом водителя? Будущее покажет, а вот настоящее сделалось слишком непредсказуемым. Удержать бы руль мне и остальным, не сорваться с маршрута в пропасть.